Есть все-таки некая меркантильная сущность, продажность внутри каждого (из нас). Осуществимая небоязнь того, что когда-нибудь наши записи прочитает кто-нибудь другой. Вчера в нашем небольшом городке, несмотря на мелко накрапывающий сквозь солнце дождь, поднялась какая-то интеллектуальная пыль: я ехал в маршрутке и наблюдал, как человека четыре читают. Наверное, это безвылазное существование пронесло мимо меня очередной новый культ – или же все-таки что-то в нашем мире подвинулось. Я просчитал: четыре из двадцати пассажиров – читающие. Какой-то энный процент (пусть математики погудят мозгами). Возможно, что некоторые из них даже пишут. Я оглядел свои пальцы. Еще недавно подумывал о чьей-то бессовестной публикации некоторых писем, адресованных какому-то лицу – и выставленных мясом наружу. Вчера впервые совершил то же самое – уж больно все было отражающим мое настоящее, рукописно-дневниковое состояние… Но это не самое главное.
Было довольно поздно, чтобы уехать дальше. Я шел по проселочной дороге, где обычно таким же, как и я, путем, добираются до дому запоздалые нетрезвые парочки. Привычка – довольно сильная штука, поэтому разговоры с самим собой вслух возникли из ниоткуда. Говорили о литературе. Внутреннее Я:
- …Ведь если подумать хорошенько, если взвесить все «за» и «против», то у человека пишущего ничего не остается, как обречь себя на полное одиночество. Иначе начинается расщепление разума на всех, кому ты что-то должен, на куски тепла и счастья. Которые ты должен нести в дом, если он у тебя, конечно, есть. Вне одиночества, есть друг, который в ответ обязательно должен звонить друзьям. Вне одиночества чаще всего есть семья. И чаще всего этим людям необходимо твое внимание. А ты идешь по вечерней дороге – и все в тебе ежится при осознании необходимости открывать им в сердце. Все тускнеет. «Нет, - говорю я вслух, - видимо это не просто так. Видимо поэтому все писатели (ну, или большинство из их), так одиноки, так несостоятельны в семье… Ммда…» Сложно определить дальнейший ход мыслей. Но не звучит ни как обвинение, ни как оправдание – одно лишь только холодное понимание нераздельности личности для ее полного самопознания. Некоторым дана возможность обрести себе пару, которая не будет противоречить внутреннему одиночеству, но, в большей степени все наоборот. Но самое странное – это то, что бывает и так, что некоторые черпают вдохновение лишь тогда, когда кто-то был рядом. Я думал и об этом. Думал, почему так бывает, и мысленный круговорот постоянно приводил к одному и тому же: тогда наблюдался недостаток себя. Окультуренных тихий обрубок, который не мог состояться без дополнения. Я сам так жил. У меня была муза – заурядная, но красивая стриптизерша из захолустного ночного клуба, славившегося на весь городок своими драками и разборками в те нелегкие девяностые, когда каждый из местных авторитетов тянул одеяло денег и власти на себя. Пока я учился утром, а днем работал, стриптизерша ночами срывала гроши славы. Утром, как обычно спала; перед сном, как обычно, скандалила и грешила по-крупному. Я писал. Эта маленькая деталь как-то странно всегда ускользала из длительных излияний души на бумаге, потому что являла собой напоминание о моей наивности и, возможно, даже бездарности, но тогда я не оставлял бумагу и частенько жалел о том, что купить диктофон просто денег не было. Разговоры с самим собой начинались еще в те дни. Разговоры, которые после тяжелой ссоры, рассыпались в тихий скрип, стали гаснуть на почве смерти близких (две несовершенных, две безумных и бессмысленных трагедии), окуная в безмолвие, от которого жутко раскалывалась голова. Только изредка голова спрашивала, чья она, и куда же мы все катимся… Была ночь. Тихое разрезание воздуха нитью дыхания. Тихое зарастание и – симбиоз с настоящим я… Мысли вернулись в голову, тихим шепотом про себя, скованные самостоятельностью. Скованные пониманием безотчетного разговаривания с Богом внутри себя, скованные вычленением собственной подлости, низости из глубин души и трусости… И – рывок, отсекающий жажду боли…
Все закончилось – я иду один по проселочной дороге…
Внешнее Я:
- Это ее шаги. Ты их пока не слышишь, но они рядом...